Template by:
Free Blog Templates

четверг, 7 марта 2024 г.

Афоризмы не в бровь, а в глаза – Ежи Лец в переводе Иосифа Бродского

 

Автор: Станислав Ежи Лец

Перевод с польского Иосифа Бродского

 





«И дрожащие обыватели могут быть фунда­ментом государства».

«Иногда Ахиллесову пяту скрывает сапог тирана».

«Глупость никогда не переходит границ; где она ступит — там ее территория».

«Есть минуты, когда свобода звенит ключами тюремщика».

«Иногда необходимо встать на котурны. На­пример, чтобы плюнуть в вышестоящее лицо».

«Следы многих преступлений ведут в будущее».

«Не стреляйте в манекены! Чего доброго, еще приснятся, как люди».

«Прямолинейность не есть кратчайший путь к цели».

«Чем ниже падаешь, тем меньше страдаешь от ушиба».

«Хотя дороги и разошлись, они продолжали идти рядом: как стражник и как заключенный».

«Высоко нес свое знамя. Не хотел его видеть».

«Трудно гладить зверя, когда он в человечьей шкуре».

««В его словах заключена целая эпоха». О ком это? О поэте? Нет. О судье».

«Сатира не в силах сдать экзамен. Ибо в жюри восседают ее объекты».

«Дорожные указатели даже шоссе могут пре­вратить в лабиринт».

«Сколько обрядов у неверующих!»

«Будьте внимательны к литературным осеч­кам! Их авторы даже по истечении времени не­безопасны».

«Жил пестрой жизнью. Часто менял знамена».

«Человек — он железный, он не воспринима­ет цепи, как нечто чуждое».

«Тот, кто умирает от восторга, должен сопро­тивляться воскресению».

«У него была чистая совесть. Не бывшая в употреблении».

«Разговоры о погоде становятся интересными только при первых признаках конца света».

«И на пляже нудистов есть свои арбитры эле­гантности».

«Повернешься к людям спиной — говорят: «двуличный»».

«Когда доберемся мы до самых археологичес­ких пластов, то как знать, не наткнемся ли на следы великой культуры, существовавшей до сотворения человека».

«Есть ли идеалы у тех, кто их отнимает?»

«Люди с короткой памятью легче сдают экза­мены жизни».

«Некоторые великие понятия настолько опу­стошены, что внутри можно устроить тюремные камеры».

«О, если бы можно было родиться после смер­ти врагов!»

«Всегда считали его львом. Но увидев на чет­вереньках, поняли ошибку».

«Дорожные знаки не облегчают подъем на Голгофу».

«Что деформировало его физиономию? Слиш­ком большие слова».

«Человек грызет себя всю жизнь. Чтоб не ос­талось каннибалам».

«Орлы должны облегчаться в тучах».

«Есть в нем огромная пустота, до краев запол­ненная эрудицией».

«И людоеды спасают людей из акульей пасти».

«Может ли миссионер, которого сожрали, считать свою миссию оконченной?»

«Власть чаще переходит из рук в руки, чем от головы к голове».

«Положительных героев создавать не нужно. Их можно назначать».

«Всюду, где положено, он наклеивал фиговые листки, но пунктуально описывал, что под ними скрывалось».

«Не стоит разгонять скуку силами полиции».

«Актер, сыгравший роль, сходит со сцены. В театре».

«Много железных репертуаров должно пойти на слом».

«Тот, кто не сумел пережить трагедию, не был ее героем».

«Не стройте приютов для нищ их духом».

«Французская революция доказала, что про­игрывает тот, кто теряет голову».

«Некоторые пьесы настолько слабы, что не в силах сойти со сцены».

«Когда выпадают зубы, увеличивается свобо­да слова».

«В начале некоторых песен вместо скрипич­ного ключа стоит параграф».

«Писатель, который не углубляется, держит­ся на поверхности».

«Все уже открыто. Только в области баналь­ного еще много белых пятен».

«Помните! Цена, которую надо платить за сво­боду, падает с увеличением спроса».

«Кастраты духа тоже могут взять высокую ноту».

«Обязан ли человек, найдя в себе нечто цен­ное, заявить об этом в участок?»

«Порой искусство, выйдя из четырех частных стен, оказывается в четырех казенных».

«Там, где все еще поют на одной ноте, слова не имеют значения».

«В трудные времена не замыкайся в себе: тебя там легко найти».

«Исследует ли кто-нибудь отпечатки пальцев на физиономии?»

«Порой листья лавра пускают в мозгу корни».

«Обычно арьергард старого искусства являет­ся авангардом нового арьергарда».

«Поэты — они как дети. Когда сидят за пись­менным столом, не достигают ногами земли».

«Искусство идет впереди. А за ним — конво­иры».

«Приближаясь к правде, мы отдаляемся от действительности».

«Плагиаторы могут жить спокойно. Муза — жен­ского пола. Едва ли признается, кто был первым».

«Сколько было потопов без Ноя!»

«Действительность можно изменить, а фик­цию нужно выдумывать снова».

«Увы, непреходящие ценности лишены сро­ков реализации».

«Как узнать историческую бурю? Долго потом еще ломит кости».

«Добейся славы, чтобы позволить себе инког­нито».

«Искусство было его пассией. Он его пресле­довал».

«Незаклейменные! Остерегайтесь! Вас легко опознать».

«Не стоит смешить беззубых тиранов».

«Не теряйте голову! Жизнь хочет вас по ней погладить».

«Когда деспот опять обращается к террору, можно спать спокойно: это не подвох».

«У народа может быть одна душа, одно серд­це, одна грудь, которую он подставляет под удар. Беда, когда у него только один мозг».

«Храбрец! Ест из руки тирана».

«Есть люди, которые просто не могут убить человека. Сначала им необходимо лишить его всего человеческого».

«Ну вот ты и пробил головой стену. А что ты будешь делать в соседней камере?»

«Он линял, а кричал так, будто с него сдирали кожу».

«Конец некролога: Не умер! Переменил образ жизни».

«Некоторые мысли приходят в голову под кон­воем».

«Был предан, как пес. Убили, как собаку».

«Общечеловеческие ценности не ввозятся в страну контрабандой».

«Глупости данной эпохи столь же важны для науки будущего, как и ее премудрости».

«Правду, как большое сокровище, держат под ключом, как правило, те, кто меньше всего ее ценит».

«Человек есть мера всех вещей — это невыгод­но. То мерят карликом, то — великаном».

«Дьявол не спит. Хотя, казалось бы, есть с кем».

«Один человек вытатуировал на груди лицо жандарма. Когда он дышал свободно и полной грудью, жандарм скалил зубы».

««А все-таки она вертится!» Да, но в какую сто­рону?»

«Во сколько голосов при голосовании оцени­вается голос истории?»

«Хочешь петь в хоре? Сначала присмотрись к дирижерской палочке».

«Всегда был против роспуска гаремов. «Жен­щины включаются в общественную жизнь». Да, но и внуки тоже».

«Из трусости он прятал свои мысли в чужие головы».

«Вначале было слово. А потом — молчанье».

«Даже когда рот закрыт, вопрос остается открытым».

пятница, 1 марта 2024 г.

Хокку пост

 

Я спросил у сакуры,

Где та гейша, которая разбила мне сердце.

Сакура не ответила.

И это хорошо.

В нашем роду и так полно психов,

Которые говорят с деревьями и травой.



 

Маленькая ель родилась в лесу.

В лесу и росла, укутанная снежком.

Приехал самурай, рубит ее мечом

Никак.

Двое их в лесу тупых — он и меч.

 

Теплая валяная обувь, теплая валяная обувь…

Неподшитая, старая…

Приличная японская девушка не пойдет в такой на свидание.

Как здорово, что я неприличная!

И как здорово, что не девушка!

 

Гоп-стоп… Мы те, кто подходит из-за угла.

Гоп-стоп… Эта гейша взяла на себя слишком много.

Сёма-сан, пусть твой меч попробует ее тело.

Осторожно! У нее искусственное сердце из стали.



 


Спрятались ромашки, поникли лютики.

От горьких слов застыла вода в реке.

Почему гейши любят только красивых?

Почему остальные должны платить и платить?

 

Мохнатый шмель на душистую ветку сакуры.

Серая цапля на крышу дома в Киото.

Самурайская дочь — на бюллетень.

Не стоит находиться рядом,

Когда отец тренируется с бамбуковой палкой.

 

Вот кто-то спускается с горы Фудзи.

Наверно, это тот, кто мне мил.

На нем зеленое кимоно.

На мне белое,

И рукава завязаны сзади.

 

Неуклюжие пешеходы бегут по лужам.

Вода рекой течет по асфальту.

В префектуре Исемидзу дождь и полная тишина.

Там не разрешают петь на улицах крокодилам.


вторник, 13 февраля 2024 г.

Если б не было тебя - Несчастный Случай

 


Основанная в студенческом театре МГУ в 1983 Алексеем Кортневым и Валдисом Пельшем, группа "Несчастный Случай" записала 10 альбомов и сочинила песни, ставшие народными.

 

"Овощное Танго" "На фиг на фиг" "Что ты имела ввиду" "Снег идет" "Если б не было тебя"

 

Песни группы "Несчастный Случай" звучат в спектаклях "Квартета И" "День Радио" и "День Выборов", а также в их экранизациях. А вариации на мелодии альбома "Несчастного Случая" "Тоннель в конце света" стали саундтреком к фильму "О чем говорят мужчины".

 

Группа "Несчастный Случай" выступaeт в США в составе: Алексей Кортнев - вокал, гитара Сергей Чекрыжов - клавишные, вокал, аккордеон Дмитрий Чувелев - бас-гитара, гитара, вокал Павел Тимофеев – ударные.

 

В марте 2022 года лидер "Несчастного случая" осудил военную агрессию со стороны России. Он призвал власти РФ прекратить совершать "ужасные и несусветные вещи в центре Европы", а соотечественникам напомнил, как часто президент Путин врал своему народу и всему миру. Из-за поддержки Украины, в России начали отменять концерты Алексея Кортнева и группы "Несчастный случай"

 


«Et si tu n’existais pas» (с фр. — «Если б не было тебя…») — песня Джо Дассена. Это первый трек на альбоме Joe Dassin (Le Costume blanc). Стихи Пьера Деланоэ, Клода Лемеля и Вито Паллавичини, музыка Тото Кутуньо и Паскуале Лозито. Главной строчкой песни должно было стать: «Если б не было любви…». Но тут поэты стали перед дилеммой: оказалось, что если в мире нет любви, то и писать не о чем. Но когда они поменяли всего одно слово — текст сдвинулся с мёртвой точки.

 

Текст - Если б не было тебя

 

Если б не было тебя,

Скажи, зачем тогда мне жить?

В шуме дней как в потоках дождя Сорванным листом кружить?

Если б не было тебя,

Я б выдумал себе любовь,

Я твои не искал бы черты

И убеждался вновь и вновь,

Что это все ж не ты…

Если б не было тебя, аналогично

То для чего тогда мне быть?

День за днем находить и терять,

Ждать любви, но не любить?

 

Если б не было тебя,

Я б шел по миру как слепой,

В гуле сотен чужих голосов

Узнать пытаюсь голос твой

И звук твоих шагов.

Если б не было тебя

И мне не быть собой самим,

Так и жил бы твой призрак, любя,

Призраком моим любим.

Если б не было тебя,

Я знаю, что не смог бы ждать,

Разгадал бы секрет бытия

Только, что б тебя создать

И видеть лишь тебя…

среда, 31 января 2024 г.

Иосиф Бродский - Не выходи из комнаты… (на украинском языке)

 

Да, возможно, Бродский к Украине относился по-имперски снисходительно. Впрочем, по одной из версий Томаса Венцловы, литовского прижизненного классика, поэта и близкого друга Бродского, «На независимость Украины» было неудачной шуткой, хулиганской выходкой, которые себе порой позволял Бродский. Венцлава лично предупреждал друга не печатать эти стихи и не читать их публично, но, к сожалению, Бродский не послушал его. Стихи эти действительно никогда не были напечатаны, но он их все же прочитал дважды — в еврейском центре в Пало-Альто (Калифорния) и в позже в Куинс-колледже в Нью-Йорке.

 

Интересно, как бы он оценил переводы своих произведений на украинский язык?

 

 


Переклад L.M.

 

Не виходь із кімнати і не роби помилку.

Навіщо тобі Сонце, якщо запалив ти Шипку?

Все за дверима безглуздо, тим паче —  вигуки щастя.

Зайди лиш у свій вихо́док —  і зразу, кажу, повертайся.

 

О, не виходь із кімнати, не викликай мотора.

І пам’ятай, що простір твій зроблено із коридору,

що вперся чогось в лічильник. А щойно загляне жваво

кохана, розкривши рота, жени її, не роздягаючи.

 

І не виходь із кімнати; вважай, що заскочив протяг.

Бо що є на світі цікавіше, окрім голих стін навпроти?

Навіщо виходити звідти, куди повернешся увечері

таким, яким був уранці, лиш тільки – ще більш замученим?

 

О, не виходь із кімнати. Танцюй під ритм босанова

в пальті, що на голе тіло, у мештах на босу ногу.

Капуста, мастила лижні так пахнуть в твоїй вітальні.

Ти написав масу літер; іще одна явно зайва.

 

І не виходь із кімнати. Нехай лиш твоя кімната

пізнає, який ти насправді. І, взагалі, інкогніто

когіто, ерго сум мовила формі якась субстанція.

І не виходь із кімнати! На вулиці, глянь, не Франція.

 

Дурнем не будь, кажу тобі! Будь тим, ким інші не стали би.

 І не виходь із кімнати! Дай волю меблям зістарілим,

злийся обличчям з шпалерами. Закрийся, зроби барикади

Із меблів від Хроноса, Ероса, вірусів — космосу ради.

 

 

Мне понравились также пояснения переводчика, прилагаемые ниже:
Шипка - напевно, Бродський мав на увазі дешеві болгарські цигарки без фільтру, названі на честь гори в Болгарії.

вихо́док - туалет (діал.) (прим. перекладача).

мотор - сленгова назва таксі у часи Бродського (можливо, від "таксомотор, таксомоторний парк").

босано́ва (трапляється також босса-нова, порт. Bossa nova) — стильовий напрямок у джазі, що виник на початку 1960-х років під впливом кул-джазу на бразильську народну музику, зокрема самбу. Власне Bossa nova буквально означає «новий bossa». Проте, слово «bossa», безпосередньо, часто використовували музиканти до записів «Chega De Saudade». У Бразилії, коли хто-небудь робить що-небудь з «bossa» (com bossa), означало (і значить досі), що щось виконується з особливою чарівливістю і принадністю.

інкогніто

когіто, ерго сум - інкогніто - невідомий, "Cogito, ergo sum" (лат.) - "Я думаю, отже, існую" (дослідники вважають, що Бродський у цих двох рядках передражнює Декарта: "Я існую, оскільки нікому не відомий").

Хро́нос (грец. Chronos — час) — у давньогрецькій міфології уособлення часу.

Ерос (від імені бога статевої любові у давньогрецькій міфології, син богині кохання Афродіти та її постійного супутника) — статева пристрасть.

 


Текст оригинала

Иосиф Бродский

Не выходи из комнаты…

 

Не выходи из комнаты, не совершай ошибку.

Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку?

За дверью бессмысленно всё, особенно — возглас счастья.

Только в уборную — и сразу же возвращайся.

 

О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора.

Потому что пространство сделано из коридора

и кончается счетчиком. А если войдет живая

милка, пасть разевая, выгони не раздевая.

 

Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.

Что интересней на свете стены и стула?

Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером

таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?

 

О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову

в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу.

В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной.

Ты написал много букв; еще одна будет лишней.

 

Не выходи из комнаты. О, пускай только комната

догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито

эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция.

Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.

 

Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были.

Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели,

слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся

шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.

вторник, 3 октября 2023 г.

Товарищ москаль, на Украину шуток не скаль!

 

Автор: Олег Шама

7 февраля 2016

 

В Союзе пассажиров предложили переименовать Киевское направление МЖД в Брянское

03/28/23



5 февраля 1929-го в Москву прибыл поезд с украинскими писателями. Это был единственный в истории СССР случай, когда вопрос украинского языка положительно обсуждался на самом высоком советском уровне 


31 октября 1926 года всероссийская газета Известия опубликовала стихотворение Владимира Маяковского, пролетарского поэта № 1, — Долг Украине. В нем автор сетовал, что русские плохо понимают “братский народ”: “Знают вот украинский борщ, знают вот украинское сало”. Привычно чеканя слог, Маяковский писал: “Говорю себе: товарищ москаль, на Украину шуток не скаль. Разучите эту мову на знаменах — лексиконах алых, эта мова величава и проста”. В стихотворении он цитирует Интернационал — песню французских коммунаров, которая в то время была официальным гимном Российской Федерации,— в переводе Николая Вороного: “Чуєш, сурми заграли, час розплати настав”. И дальше поэт умилялся: “Я немало слов придумал вам, взвешивая их, одно хочу лишь,— чтобы стали всех моих стихов слова полновесными, как слово чуешь”.

 


Долг Украине

В. Маяковский

Знаете ли вы
украинскую ночь?
Нет,
вы не знаете украинской ночи!
Здесь
небо
от дыма
становится черно́,
и герб
звездой пятиконечной вточен.
Где горилкой,
удалью
и кровью
Запорожская
бурлила Сечь,
проводов уздой
смирив Днепровье,
Днепр
заставят
на турбины течь.
И Днипро́
по проволокам-усам
электричеством
течёт по корпусам.
Небось, рафинада
и Гоголю надо!

Мы знаем,
курит ли,
пьёт ли Чаплин;
мы знаем
Италии безрукие руины;
мы знаем,
как Ду́гласа
галстух краплен…
А что мы знаем
о лице Украины?
Знаний груз
у русского
тощ —
тем, кто рядом,
почёта мало.
Знают вот
украинский борщ,
Знают вот
украинское сало.
И с культуры
поснимали пенку:
кроме
двух
прославленных Тарасов —
Бульбы
и известного Шевченка, —
ничего не выжмешь,
сколько ни старайся.
А если прижмут —
зардеется розой
и выдвинет
аргумент новый:
возьмёт и расскажет
пару курьёзов —
анекдотов
украинской мовы.
Говорю себе:
товарищ москаль,
в Украину
шуток не скаль.
Разучите
эту мову
на знамёнах —
лексиконах алых, —
эта мова
величава и проста:
«Чуешь, сурмы заграли,
час расплаты настав…»
Разве может быть
затрёпанней
да тише
слова
поистасканного
«Слышишь»?!
Я
немало слов придумал вам,
взвешивая их,
одно хочу лишь, —
чтобы стали
всех
моих
стихов слова
полновесными,
как слово «чуешь».

Трудно
людей
в одно истолочь,
собой
кичись не очень.
Знаем ли мы украинскую ночь?
Нет,
мы не знаем украинской ночи.

1926

 

На следующий день после выхода Известий со стихотворением Маяковского в Киеве прошел творческий вечер поэта. В то время его популярность была сродни славе современной поп-звезды. “Возле Дома коммунистического просвещения (нынешняя филармония) — громаднейшая толпа. Пролезть к дверям невозможно. Коридоры, фойе, лестницы — все забито билетным и безбилетным народом”,— вспоминала одна из присутствовавших на вечере. Стихотворение Долг Украине тогда звучало не просто укоризной русским, а прямым руководством к действию.


Три года спустя высшее партийное руководство в Москве решило поближе познакомиться с украинской культурой. С этой целью в столицу СССР пригласили 50 литераторов и 12 деятелей искусства. С ними встретилась вся верхушка, включая советского лидера Иосифа Сталина.


Неизвестный брат


На тот момент в России об украинской литературе знали мало. Известен был разве что Тарас Шевченко, да и то по его русскоязычным произведениям, о которых Корней Чуковский как‑то сказал, что звучат они, как плохой перевод с украинского. Российские искусствоведы ценили Кобзаря как художника, в первую очередь как мастера офорта.


Пытливые российские читатели знали еще такого автора, как Марко Вовчок, но не по ее оригинальным произведениям, а по переводам приключенческих романов Жюля Верна на русский язык. Да еще как‑то Максиму Горькому попались в руки рассказы Михаила Коцюбинского, и он высоко о них отозвался, прорекламировав украинского писателя еще до создания СССР.


В 1918 году глава украинского государства гетман Павел Скоропадский тонко подметил отношение русских ко всему украинскому: “Приезжает измученный человек из коммунистического рая на Украину… Хвалит, находит, что Украина прелесть, и язык такой благозвучный, и климат хорош, и Киев красив, и правительство хорошее, все разумно… Недели через две… еще весел и любезен, но вот он ездил на извозчиках, они уж очень плохи, и мостовая местами неважна”. А через некоторое время от таких же людей Скоропадскому приходилось слышать: “Знаете, что я вам скажу, ваша Украина — вздор, не имеет никаких данных для существования. Нужно творить единую неразделимую Россию. Да и украинцев никаких нет, это все выдумка немцев”.


Подобное отношение к “малороссам” сохранилось в России и после создания Советского Союза. Лишь единицы отдавали должное украинцам. Так, например, известный оперный тенор Леонид Собинов. Отправляясь на гастроли в Харьков в 1927 году, он разучивал либретто опер европейских композиторов на украинском языке. Певец тогда записал в дневнике: “Когда я получил перевод Лоэнгрина (опера Рихарда Вагнера) на украинском языке, сев за рояль, спел и невольно закричал: да это же звучит совсем по‑итальянски!”


В то время как Собинов гастролировал в Харькове, в начале 1928 года в Париже состоялся лингвистический конгресс. На нем ученые обсуждали эвфоническую систему — мелодичность — языка. Провели своеобразный конкурс, во время которого зачитывались оригиналы поэтических произведений. Участники конгресса тогда определили, что самые мелодичные языки, которые включают минимум трудно выговариваемых звуковых нагромождений, — это французский, итальянский, украинский и фарси (персидский). Позже эта тема стала модной для европейских филологов и несколько лет подряд обсуждалась на подобных конгрессах.


Кому это нужно?


В начале 1920‑х большевики бросили клич о необходимости коренизации своей партии. Они хотели привлечь местное население в государственные органы советских республик с тем, чтобы коммунистическая идеология укрепилась на национальном уровне. Наиболее активно этот процесс проходил в Украине и Белоруссии.


В июле 1923 года украинское правительство издало декрет, в соответствии с которым украинский язык провозглашался обязательным для изучения во всех учебных заведениях. Тогда же власть от всех чиновников потребовала овладеть “мовой”. В госучреждениях и на предприятиях даже проводились экзамены на знание языка.


Параллельно шел процесс вытеснения из высшего руководства республики людей неукраинского происхождения. Самых активных оппонентов этой политики — Эммануила Квиринга, первого секретаря Центрального комитета (ЦК) украинской компартии, этнического немца, а также Дмитрия Лебедя, второго секретаря ЦК, — перевели на партийную работу в Москву. Из Харькова, на тот момент главного города УССР, Сталину то и дело летели письма с просьбой снять с поста генсека компартии Украины Лазаря Кагановича, преемника Квиринга. Каганович всячески пытался тормозить украинизацию.


К концу 1920‑х в Украине 85 % прессы издавалось на титульном языке. Русский театр на время прекратил существование. Даже Евгения Онегина в опере пели на украинском.


В Кремле поначалу смотрели на украинизацию сквозь пальцы. А Сталин даже подбадривал ее активистов.


В 1926 году в литературных кругах разгорелся громкий скандал. Алексей Варавва перевел на украинский язык повесть Максима Горького Мать. Опубликовать произведение в несколько сокращенном виде взялось издательство Книгоспілка. Его директор Олекса Слисаренко послал перевод Горькому в Италию, где тот уже несколько лет жил в эмиграции. Писатель возмущенно отказал украинцам: “Я категорически против сокращения повести Мать, мне кажется, что и перевод этой повести на украинское наречие тоже не нужен. Меня очень удивляет тот факт, что люди, ставя перед собой одну и ту же цель, не только утверждают различие наречий — стремятся сделать наречие “языком” — но еще и угнетают тех великороссов, которые очутились меньшинством в области данного наречия”. Заканчивалось письмо недвусмысленным вопросом: “Кому это нужно?”


Письмо Горького к Слисаренко сразу стало известно в украинских литературных кругах. Полемизируя с писателем, его коллега по цеху Мыкола Хвылевой написал статью Украина или Малороссия, в которой назвал Горького русским шовинистом. А брошенный в этом памфлете призыв “Прочь от Москвы” стал лозунгом для многих патриотов Украины.


Скандал вышел на международный уровень, когда в Париже Владимир Винниченко, один из руководителей УНР, в эмигрантской газете Українські вісті опубликовал письмо Горького и остро его прокомментировал, критикуя автора.


В полемике некоторым образом поучаствовал даже Сталин. Когда в 1932-м после многократных уговоров Кремля Горький вернулся на родину, советский вождь попросил замять историю с украинскими писателями. Еще через два года прозаик посетил Харьков и извинился за необдуманные высказывания в адрес языка братского народа. “Я сделал оплошность, а Слисаренко меня маленько проучил”,— сказал Горький.




В объятиях Кремля


Пик кремлевской любви к Украине пришелся на начало 1929‑го. 5 февраля в Москву прибыл поезд с украинскими писателями. Центральная пресса широко освещала это событие.


Анатолий Луначарский, народный комиссар просвещения, встречая гостей, даже заявил: “Смешно подумать! Нам сейчас много легче познакомиться с английской литературой, нежели с такой близкой украинской”. И это притом, что еще двумя годами ранее он публично говорил: “Украинский язык не приспособлен к требованиям культуры”.


Кульминацией московского гостеприимства стала встреча писателей со Сталиным, состоявшаяся 12 февраля. Она была беспрецедентной, так как проходила в форме дружеского диалога. Гости позволяли себе спорить с вождем и выкрикивать с места комментарии к его высказываниям.


Пройдет еще пару лет, и о подобном общении со Сталиным даже его окружению будет страшно подумать. Протокол той встречи на долгие годы лег в спецхран под грифом "секретно".


А тогда вождь даже пожурил гостей. Он рассказал, как полгода тому назад в Большом театре выступали бандуристы. Голос из зала прервал вождя: “Артистов из пивных набрали?” Раздался общий смех. “Но вот произошел такой инцидент, — продолжал Сталин. — Дирижер стоит в большом смущении — на каком ему языке говорить? На французском он может свободно говорить, на немецком тоже, а вот на украинском стесняется”.


Больше всего украинских гостей возмущало, что некоторые русские писатели негативно изображают украинцев. Судя по протокольным записям, некто, не представляясь, выкрикнул: “Стало почти традицией в русском театре выводить украинцев какими‑то дураками или бандитами. В Шторме (пьеса Владимира Билль-Белоцерковского), например, украинец выведен настоящим бандитом”. И Сталин доброжелательно на это ответил: “Возможно”.


Но больше всего досталось Михаилу Булгакову за его пьесу Дни Турбиных. Ее герои очень саркастично высказываются об украинцах. “Насчет Дней Турбиных, — поддерживал гостей советский диктатор. — Я ведь сказал, что это антисоветская штука, и Булгаков не наш”.


Алексей Петренко-Левченко, начальник главного управления искусства УССР, поставил вопрос ребром: “Мы хотим, чтобы наше проникновение в Москву имело бы своим результатом снятие этой пьесы”. Вскоре после этой встречи в СССР на долгие годы запретили печатать и ставить Дни Турбиных.


Обсуждали у Сталина и вопрос тематики современной литературы. Хозяин Кремля заявил: “Если вы будете писать только о коммунистах, это не выйдет. У нас 140‑миллионное население, а коммунистов только 1,5 млн. Не для одних же коммунистов эти пьесы ставятся. Такие требования предъявлять при недостатке хороших пьес — значит, отвлекаться от действительности”.


Окрыленными украинские писатели вернулись из Москвы.


Пройдет всего четыре года, и все участники недели украинской культуры в Москве окажутся в рядах врагов народа. Шовинизм, уклонизм, национал-буржуализм, шпионаж — неполный список грехов, в которых спецслужбы обвинят деятелей украинской культуры.


Под репрессии 1930‑х годов попали больше тысячи украинских писателей, художников, ученых. Лишь немногим удалось избежать расстрела или лагерей.

 

 

Источники и Дополнительная Информация:

https://nv.ua/publications/v-1929-godu-v-moskve-proshla-nedelja-ukrainskoj-kultury-95725.html

https://ukraine.segodnya.ua/ukraine/vladimir-mayakovskiy-ob-ukraine-tovarishch-moskal-na-ukrainu-shutok-ne-skal-503782.html